Dominique Bromberger. C’est ça la Russie

Actes Sud, 2010. 326 p. 23 €

Путевой дневник известного фр. журналиста, весной и летом 2009 проехавшегося от Питера до Красноярска и оттуда через Чечню в Сочи. Название книги вышло из эпизода в сибирском поезде: дождь заливал пассажиров, а окна не закрывались, и кто-то повторял: «Ну, это Россия!» Впрочем, по-французски тут нет иронического оттенка…
К Бромберже не подходит «не поймет и не оценит гордый взгляд иноплеменный», – он спокойный и доброжелательный наблюдатель. И не без ностальгии, – впервые он проехал по России на автомобиле в 1966 году, когда со свободой было заметно похуже; тогда, пересеча границу с Финляндией, он вздохнул облегченно. С тех пор он пережил автокатастрофу и трехнедельную кому, о чем написал книгу «Туда и обратно» (Un aller-retour, R.Laffont, 2004); такие события гордости скорее убавляют…
Книга интересна прежде всего тем, чтó замечает автор-иностранец; она будет читаться французской публикой – той, которая интересуется Россией, и другой – ради известности автора. Его корреспонденты в России – и сторонники власти, и оппозиционеры. Вот некто Павел: бесконечные собрания в Кремле, лишь по видимости совещания, ибо решения принимаются «узкой группой лиц, знавших Путина по его прошлой службе». Возможно, у него есть советники, имен которых мы не знаем…
Бромберже читал записки путешествовавших до него – Дюма, Готье, маркиза Астольфа де Кюстина (внука революционного генерала, таки гильотинированного за сдачу Майнца в 1793-м…), сталинских выкормышей Барбюса, Арагона, Дюамеля… О Кюстине он говорит, впрочем, что маркиз не имел возможности познакомиться с простыми русскими, узнать их гостеприимство и щедрость. Бромберже часто вспоминает Достоевского применительно к теневым политикам: «подпольный человек – главный персонаж русского мира»; «он был скромен и надменен, как все фанатики. Служба была его религия, и он был шпионом, – так, как бывают священником» («Дневник», обратный перевод).
Перечтем Достоевского и мы, друзья, и поймем, наконец, кто правит Московией: «Человек в застывшей маске, почти человек без лица». 114
Бромберже встречался с известными персонажами. С Лимоновым (фр. пресса считает его красно-коричневым… правда, будучи сама желтоватой.) «Мне не удалось понять, в чем заключается его политический проект. Насилию правительства он противопоставляет насилие, порождаемое отчаянием части молодежи…» 124
В книге там и тут попадаются штучки: из западных лидеров только Ширак посетил мавзолей… «Двигало ли им желание заслужить благосклонность советских властей или его собственное любопытство? Мы, сопровождавшие его, ничего не знали об этом посещении… состоявшемся на рассвете». А в Самаре журналисту показали «бункер Сталина». Гид отметил, что глубина (залегания?) бункера – 37 метров, тогда как у Гитлера – всего 16! (И тут мы «впереди планеты всей»… а вот и нет! Фр. генштаб в Таверни опустился до не менее 70 метров…) Кладбище гангстеров в Екатеринбурге…

«Наши» в книге – Руслан, Михаил… – не имеют фамилий. Для них важно, что утин вернул им чувство уверенности, что ми/по/лиция обуздала хаос преступности. «Россия должна быть среди правителей планеты, – говорят они».
«Провожая, Михаил шепнул мне: "Если в твоей книге будет хорошо говориться о нашей партии, обещаю, что ее издадут для всей России". – Конечно, дорогой Михаил! Вижу, что ты не забыл старые добрые советские методы… У Жоржа Дюамеля, большого поклонника Советского Союза, есть строки, обезоруживающие наивностью («Путешествие в Москву», 1927): "Советское государство еще не имело времени установить порядок перевода и перепечатки иностранных произведений. Тем не менее, самое важное издательство – Госиздат – само предложило мне заплатить за уже вышедшие книги, и подписать договор на будущие".
Что до Жида, он писал в «Возвращении из СССР» о своих некоторых попутчиках, которые не знали, куда потратить свои гонорары в рублях.
Спасибо, дорогой Михаил, благодаря тебе я оказался в хорошей компании. Может быть, мне следовало обсудить с тобой условия «личного договора» о распространении этой книги в России». 137-8
«Было бы слишком, – пишет Бромберже, – требовать от русских публично признать, что огромные жертвы, понесенные ими во время войны, не всегда служили доброму делу, что вместо нацистской диктатуры в центральной Европе они установили свою собственную. …Сегодня память о войне служит для того, чтобы стереть память о сталинском Терроре». 139
Бромберже пишет о встрече с Захаром Прилепиным (и ссылается на три его романа, вышедшие по-французски). Отмечает, как тщательно писатель соблюдает правила уличного движения, – полиция не упустила бы случая придраться именно к нему…
Удивительно, что случаи, описанные путешественниками других эпох, повторяются с автором… «Быть может, это судьба страны, которая себя постоянно повторяет». 160 (Как буксующее колесо? Как слепая лошадь у ворота шахты?)
Знаменитый герой эпохи татарского ига, Александр Невский… Ни одной своей войны он не начинал без согласия Орды… «Преподают ли его историю такой, какой она была, или предпочитают легендарную, то есть ложную? Судьба страны не станет ли яснее, если русские перестанут лгать самим себе?» 175
Интересно узнать – из уст директора Института истории Александра Чубаряна – что в России обращаются более 200 различных учебников истории… создана комиссия по борьбе с фальсификацией истории… в которой только два профессиональных историка, остальные представляют… администрацию.

15 февраля 1989 Горбачев решил отозвать войска из Афганистана. Впервые после четырех столетий завоеваний Россия «признала, что ее завоевания ее душат. И она начала уменьшаться». 194
Бромберже, конечно, не упускает случая процитировать поэму Арагона во славу ГПУ:

Зову Террор полными легкими
Пою Гепеу рождающуюся
Во Франции в этот час
Пою Гепеу – у Франции в ней нужда 239

Это в качестве иллюстрации к посещению лагерного мемориала возле Иркутска, где наш путешественник встретился с Рево Сафроновым, председателем ассоциации жертв Гулага. Он создан на месте братских могил заключенных; участок обозначен бетонными столбиками и протянутыми между ними цепями. Цепи исчезли, их наверняка украли и продали.
« Тем же чиновникам, которые до перестройки участвовали в репрессиях, теперь поручено следить за исполнением думского закона 1991 года, – и они это делают так, что однажды созданный мемориал заброшен, – говорит Рево. – Мы обратились за помощью к Путину, и он ответил: «Какие жертвы? Они все мертвы». Возвращаясь в Иркутск, мы молчим » 240

«Ошибка России и тех, кто вели ее к катастрофе, заключалась в чудовищной переоценке своих сил и в неумении – на протяжении двух последних столетий – привлечь элиту и обездоленных на свои огромные территории. Пока Америка изобиловала свежей кровью иммигрантов, которые орошали ею прерии и горы Запада, Россия герметически закрыла границы для иностранцев. После Петра и Екатерины – своих единственных политических гениев – она продолжала завоевывать – от Аляски до Туркменистана – пустынные, обледенелые или раскаленные земли. Никогда не занимаясь ни собой, ни своими жителями, напитанная бессмысленной гордыней, Россия верила, что она все может делать сама и пойдет дальше всех других. Она никогда не заботилась о том, чтобы убеждать, она всегда хотела заставлять.
И сегодня она одинока и ослаблена». 259
Иностранец Бромберже почувствовал важность проблемы восстановления единоличного крестьянства, единственного гаранта автономности и свободы гражданского общества от прихотей и изменчивости власти… Колхозная система продолжает существовать. «Кто-то в Екатеринбурге говорил мне о драме современной России: она в том, что большинство районов не издали кадастров, и земля принадлежит обычно «самому сильному», то есть бывшему председателю колхоза, находящемуся все чаще теперь в зависимости у олигарха. Завести свое хозяйство крестьянину очень трудно.
Приходится вспомнить замечание Достоевского в «Дневнике»: «Если собственность на землю и ее обработка слабы, разрозненны, беспорядочны, то нет ни государства, ни гражданственности, ни морали, ни любви к Богу». 264
Чечня, наконец, где Бромберже надеялся встретиться с Кадыровым (безуспешно). Пресс-атташе Каримов показал осведомленность о личности журналиста, которому «выпала редкая милость» – так сразу попросить о встрече с президентом. «Джонатан Литтель ждал в Грозном три недели, и мы не захотели его принять. Мы не одобряем того, что он пишет». 303 (Литтель автор романа «Благосклонные» и лауреат премии Гонкура 2006! Неужели за три недели в Грозном успели прочитать его 800 водянистых страниц и – не одобрить! Впрочем, Литтель единственный выступил на защиту коллег, сказав, что от производства книги живут все его звенья, кроме… авторов.)
Они завтракали на террасе. Каримов пригласил еще местного писателя, представленного как будущего нобелианта. Вдруг раздался взрыв, от которого все подскочили. «Добро пожаловать в Грозный», – сказал писатель. 305
Из последних впечатлений Бромберже: в Армавире два вокзала, и, чтобы сделать пересадку на другой поезд, нужно преодолеть несколько километров. В билете этого не указывается… Из последних надежд: облик современной женщины в России меняется. «Прекрасные молодые женщины на высоких каблуках с нарочитой беззаботностью идут по тротуару вдоль берега моря. [автор уже в Сочи…] Эти богини возникли из небытия меньше чем за четыре десятилетия. Именно они владеют ключами будущего». 323
Слышите, прекрасные дамы, что говорит о вас француз, понимающий в вас толк? Отоприте-ка России дверь в нормальную жизнь…